Душегубы. Хроника гонки на выживание - М. Ерник

Директорский домик выстоял нашествие фольклорного коллектива. В своё время он претерпевал и не такие испытания. Спустя всего час гости начали уставать и рассаживаться за столом. Последними свои места заняли Кордак и Борке, которые осмотрительно пережидали окончание плясок за пределами домика.

– Товарищи, товарищи! – зазвучал голос Грека. – Попрошу наполнить ваши бокалы. Давайте отпустим ансамбль домой. Им ещё далеко ехать. А я предлагаю тост за нашего замечательного мэра.

Грек всем телом повернулся в сторону сидящего Сайкина, и тот, вальяжно развалившись на своём стуле, согласно покивал головой.

– Мы, товарищи, здесь собрались по поводу открытия новой больницы. Но я хочу напомнить вам, товарищи, что выступавший перед нами ансамбль – это тоже заслуга нашего мэра. Его забота о развитии культуры в нашем городе – это… это…

Грек не знал, с чем сравнить заботу мэра о культуре в Мухоморах, и боялся продешевить. Спас его сам Сайкин:

– Скромнее будем, скромнее.

Он жестом усадил Грека на место.

– Всем приходится заниматься, – продолжил он, не вставая с места. – А культура – это такая штука… тут одной энергии мало. Тута талант нужен.

Сайкин указательным пальцем постучал себя по лбу, показывая, очевидно, где нужен талант. Все гости с уважением посмотрели на это место. Сайкин в полной тишине выдержал паузу, глядя в тарелку с салатом, а потом добавил:

– Но согласен. За культуру надо выпить!

Все засуетились. Послышался звон битой посуды, крики «На счастье!», и гости с новой энергией продолжили разграбление стола. Часы пробили одиннадцать вечера, когда в зале вновь грянула музыка. Вдохновлённый музыкальным вступлением Кокошин уже пытался увлечь в танец одну из докториц, но совершенно неожиданно для всех дверь в соседнюю комнату распахнулась, и в помещение вихрем ворвались танцовщицы. Ни музыка, ни костюмы не оставляли сомнения. Это был канкан!

Девицы лихо носились по залу, задирали юбки и вскидывали ноги так высоко и так близко от гостей, что многие невольно пытались отпрянуть назад. Однако реакция самих гостей на танец была совсем не та, что на фольклорный ансамбль. Эту реакцию скорее следовало бы назвать оторопью. Первыми опомнились докторицы. С круглыми от ужаса глазами они схватили свои вещи и за секунду покинули банкетный зал. Жаждущий танцев Кокошин, напротив, упал на стул и обмяк, не имея сил куда-то сдвинуться. Грек вертел головой и вытаращенными от удивления глазами смотрел то на танцовщиц, то на Сайкина. Сам же Сайкин бестолково хлопал глазами и имел не самое умное лицо в своей жизни. Его жена была прямой противоположностью. Она пристально, не мигая, большими от удивления и интереса глазами изучала танцовщиц. Точнее, не самих танцовщиц, а их ноги. Зрение никого не обманывало. У исполнительниц канкана под платьем не было ничего!

Музыка оборвалась, как только все девушки с громким визгом подпрыгнули и упали в шпагат. И в то же мгновение в зале раздались аплодисменты и одинокий голос Кордака:

– Браво!

Все головы одновременно повернулись в его сторону. Кордак аплодировал стоя.

– Браво, господа! – не унимался граф.

Рядом с ним поднялся и господин Борке. Не прекращая аплодисментов, он добавил:

– Позвольте и мне, господа, выразить своё восхищение. Как человек, объездивший весь свет и немало повидавший, я могу сказать: здесь у вас впервые, пожалуй, кроме Франции, нам с графом посчастливилось увидеть настоящий канкан.

– Именно так! – подтвердил граф. – Потому что настоящий канкан исполняется только без нижнего белья. Браво, господин Сайкин!

Он снова начал аплодировать, повернувшись к мэру. Это подействовало на окружающих. Теперь уже Кокошин и Грек поддержали графа аплодисментами, адресованными Сайкину. Растерянный Сайкин стал понемногу приходить в себя и осознавать невесть откуда свалившуюся славу.

Зрение никого не обманывало. У исполнительниц канкана под платьем не было ничего!

– Бис!!! – неожиданно для всех первым нашёлся Кокошин.

– Бис! – подхватил его Грек.

В ту же секунду грянула музыка, девицы истошно запищали, и канкан разразился с новой силой. На бис танец повторяли ещё трижды. В последний раз к девицам пытался присоединиться Кокошин, но потерял равновесие и едва не упал. Только заботливые руки Грека позволили главврачу занять достойное сидячее положение. Последние аккорды четвёртого исполнения канкана заглушил истошный крик Кокошина:

– За прекрасных дам!!!

– За дам – стоя! – поддержал его Кордак.

– И до дна! – пытался перекричать всех Грек.

Мужчины лихо, по-гусарски опрокинули бокалы.

– Быть может, мы пригласим наших очаровательных танцовщиц выпить с нами по бокалу шампанского? – послышался негромкий голос Борке.

Раздались возгласы одобрения, но нужды в них не было. Сайкин сам сделал широкий жест рукой и провозгласил:

– Шампанского! Всем!

Тут же неизвестно откуда в руках танцовщиц появились бутылки, захлопали пробки, и пена потекла по краям бокалов на пол. Через секунду Кокошин пил уже с кем-то из девиц на брудершафт.

– Господин Кокошин, – раздался среди общего веселья голос Кордака. – Позвольте мне выразить восхищение вами. Для человека вашей профессии – вы удивительный жизнелюб!

– Нет! – закричал вдруг Кокошин. – Я протестую! Патологоанатом – это не профессия, это призвание. Я люблю своих покойников так же, как живых людей. Но особенно я люблю утопленников.

Откровения Кокошина шокировали многих, шум в зале поутих. В глазах девиц читалось любопытство, и главврач это чувствовал. Кокошин был на коне:

– Вот кто из вас, господа, сможет сделать искусственное дыхание утопленнику?

Конец ознакомительного фрагмента.